Легендарный беспощадный. Смотреть что такое "Беспощадный П." в других словарях Беспощадный павел григорьевич
Тема урока: Павел Беспощадный – поет и человек
Цель. Познакомить учащихся с жизнью и творчеством выдающегося донецкого поэта Павла Беспощадного.
Развивать навыки восприятия поэзии , продолжить работу над формированием навыков самостоятельной работы, работать над выразительным чтением.
Воспитывать любовь к родному краю, его истории, уважение к шахтерскому труду.
Оборудование урока:
портрет П.Беспощадного; выставка его книг; книга о нем «Павел Беспощадный – поэт и человек», фотографии, рассказывающие о шахтерском труде.
Компьютерная презентация о писателе.
Тип урока . Урок усвоения новых знаний.
Подготовительный этап
Организация двух групп учащихся – биографов и чтецов.
Ознакомление с материалами по биографии Павла Беспощадного.
Ознакомление со сборниками стихов поэта. Выбор стихотворений для чтения в классе.
Работа над выразительным чтением.
Создание компьютерной презентации о Павле Беспощадном.
Ход урока
І. Организационный момент.
ІІ. Актуализация опорных знаний учащихся .
Беседа:
Ребята, у кого родители работают на шахте?
Что вы знаете о труде шахтера?
Почему уголь называют «хлебом промышленности»?
Кто из поэтов прославлял в стихах шахтерский труд?
ІІІ. Изучение нового материала.
1.Вступительное слово учителя. Ребята, на сегодняшнем уроке мы познакомимся с творчеством человека, который достойно представил Донбасс на поэтическом Олимпе. Думаю, все вы слышали слова « и никому поставить не дано». Эти строки принадлежат нашему выдающемуся земляку, шахтерскому поэту Павлу Беспощадному.
Эпиграф урока: «Так каждый день. Ни на мгновение
Я не даю себе покоя…
Поэзия – всегда горенье,
И я люблю ее такою.
П. Беспощадный»
2. Выступление группы учащихся с презентацией о жизни и творчестве писателя, выразительное чтение его стихотворений.
Павел Григорьевич Беспощадный , настоящая фамилия – Иванов, родился в семье безземельного крестьянина. Его дед был крепостным. У будущего поэта было семнадцать родных братьев и сестёр. Гонимый нуждою, его отец переезжает в Донбасс, где умирает после травмы, полученной в шахте. Уже с 12 лет будущий поэт начал работать в шахте, был выборщиком породы, лампоносом, вагонщиком, коногоном.
ДЕТСТВО
Все мне кажется это странным,
И себе я не верю сам,
Чтоб мальчишка, крепыш колчеданный,
О шахтерах стихи писал.
Ну когда мне им было учиться,
Я отчета себе не дам:
С малолетства я стал трудиться,
Кое-как читал по складам.
Жизнь была только в корке хлеба.
Грыз я черствую, трудно рос,
Батька клял и пласты, и небо
И с тоски меня бил до слез.
Вечно бедность и недостатки,
Бесконечный тяжелый вздох.
И ругала с тоскою матка:
- Лучше б ты, не родившись, издох
Ну, а если увидят книжку -
Пропадай и скрывайся с глаз!
Даже грамоте, видно, мальчишку
Научил ты, старик Донбасс!
Потому-то во всех моих строчках
Только лавы, забои, забут.
Лица черные, в угле сорочки
К песням строгим меня зовут.
1928
Потом была революция, гражданская война, а после демобилизации, в 1921, Павел возвратился на родину и снова работал в шахте.
КАМЕННАЯ КНИГА
...Я стою над каменною книгой,
Предо мной богатые пласты...
Колчеданной мне грозит булыгой:
Не читай заветные листы!..
Книга, книга с черным переплетом,
Не такой я, чтоб башкой поник.
В черный улей, в каменные соты
Я принес шахтерские огни.
И не скрыть тебе глубокой тайны,
Как не скроешь от шахтера газ:
Я ведь твой читатель не случайный,
Многотомный, каменный Донбасс...
Правда, что тверды твои страницы,
Трудно открывать их каждый раз,
Но смету подземные границы
И найду - поэму и рассказ.
Знаю, сколько здесь богатств нетленных
Ты хранишь, хранишь мильоны лет.
Знаю - из картин твоих подземных
Редкие попали к нам на свет.
Пусть беру твои страницы с бою
И тружуся над тобой в поту,-
Я недаром вырос под землею,
Я тебя, премудрая, прочту.
1929
Первые стихи опубликовал 18 мая 1924 году в газете «Кочегарка» (Артёмовск). Тогда же оставил шахтёрский труд и перешел работать в газету в отдел писем. Активно работал над объединением донбасских литераторов в Пролетарский союз писателей "Забой». В 1932 переехал в Горловку, куда была переведена редакция газеты Кочегарка.
МЫ ПРИШЛИ
Наши ль мускулы остынут?
Мы живем в горячем веке.
Обуздать шальные реки...
В этой ломке, перестройке
Мы откроем в счастье двери.
Устоит, кто будет стойким,
Устоит, кто в стройку верит.
Дорогой ценою купим
Эту общую работу,-
Никому мы не уступим
Политое нашим потом.
Труд огромен, труд огромен,
И упрям постройки камень.
Ставим в строй отряды домен,
Ставим рядом с рудниками.
В миллионном рук порыве
Рудников, заводов, пашен,
В неустанном коллективе -
Радость наша, Счастье наше!
Наши мускулы не стынут,
Мы живем в горячем веке.
Мы пришли, чтоб горы сдвинуть,
Обуздать шальные реки!
1928
В 1941 году был эвакуирован в Среднюю Азию. Сразу после освобождения Донбасса вернулся на Украину, вначале в Краснодон, потом в Ворошиловград. А в начале 50 -x годов навсегда вернулся в Горловку. Заслуженно считается патриархом горловского литературного движения.
ДОНБАССУ ЖИТЬ (Клятва)
Пока в груди шахтерской сердце живо
И в сердце кровь сыновняя тепла,
Хочу, чтоб песня с врубовкой дружила,
Варила сталь и в глубь стволы вела,
Клепала клети, и вздымала зданья,
И на лесах большого созиданья
Примером высшей доблести была.
Донбассу жить!.. Сирена шлет сирене
Горняцкой дружбы благовест стальной:
Донбасс никто не ставил на колени
И никому поставить не дано!
И нет земли прекрасней, вдохновенней,
Где все творцом-народом создано.
Донбасс никто не ставил на колени
И никому поставить не дано!
Издал около 30 сборников стихов. В 2010 году к 115- летию П. Беспощадного горловским отделом культуры был выпущен том избранных произведений, который распространён по библиотекам Донбасса.
НАГРАДЫ
:
Орден Ленина
,
Орден Трудового Красного Знамени.
Почётный шахтёр СССР
ДОНЕЦКАЯ СТЕПНАЯ
Степь донецкая без края,
Чебрецы да ковыли...
Я люблю тебя, родная,
И в тюльпанах, и в пыли,
И в снегу акаций пряных,
И в сиреневом дыму,
И в монистах колчеданных,
Как подругу, обниму.
Я прильну к родным криницам
Чудодейственным ключам,
Чтоб шахтеркам смуглолицым
Сладко пелось по ночам.
Я из сердца выну песню,
Им на сердце положу.
Я скажу им: труд ваш честен!
Больше слова не скажу.
1945
Умер поэт 25 мая 1968 года в Горловке. Именем П. Г. Беспощадного была названа улица в Центрально-Городском районе Горловки. Именем поэта названа школа №73. С 1990 года в Горловке существует городская литературная премия им. П. Беспощадного, которая вручается за опубликованные литературные работы.
Памятник на могиле Павла Беспощадного на Центрально-Городском кладбище г. Горловки. Фото 2010 г.
IV . Вывод учителя. В творчестве П. Беспощадного искренне и вдохновенно воспет Донбасс, отражены революционные, трудовые и боевые подвиги донбассовцев. Недаром его называют народным поэтом. Строки, написанные Беспощадным, настолько тронули суровые сердца шахтеров, что он стал известен не только в Донецке, но и далеко за его пределами.
Завершить наш урок я хочу словами другого выдающегося сына нашей земли – Владимира Сосюры. Эти строки он посвятил Павлу Григорьевичу:
«О поэт мой и брат мой! С тобой
Из шахтерской мы вышли семьи,
Чтобы петь про гудки и забои,
Про людей, что твои и мои,-
Солнцерубов, что к высям крылатым
Поднимают трудящий класс!
V . Итоги урока. Рефлексия.
VI . Домашнее задание. Составить идейно-художественный анализ одного из стихотворений Павла Беспощадного (на выбор)
Орден на флаге
Указ
Нас благодарили кораблестроители. Пробка, доставленная нами, была им нужна позарез. Без нее срывался ввод в строй нескольких кораблей. Работники завода ремонту “Беспощадного” уделяли поэтому особое внимание. Но трудности вставали на каждом шагу.
Страна переживала страшные дни. Враг подходил к Москве. Он захватил Прибалтику, Белоруссию, почти всю Украину, многие промышленные районы. Эвакуированные на восток заводы еще только обосновывались на новых местах. В стране не хватало металла, многих видов промышленной, продукции. Мы это ощущали непосредственно: ремонт “Беспощадного” подвигался медленно. Завод испытывал нужду в самом необходимом: материалах, инструментах, оборудовании.
Экипаж эсминца, прошедший сквозь бои почти без потерь, теперь начал редеть. Требовались люди на действующие корабли. Специалистов с “Беспощадного”, опытных, испытанных в огне моряков, брали особенно охотно. А те шли на боевые корабли с радостью. Хоть и привязались они всем сердцем к родному эсминцу, но заниматься ремонтом, “мирным делом”, когда вокруг не прекращаются бои, было им не по душе. Люди рвались в бой. Жажда подвига владела ими. Многие наши краснофлотцы, старшины и офицеры в составе других экипажей участвовали в Керченско-Феодосийской десантной операции, совершали набеговые операции к занятому врагом побережью, прорывались в осажденный Севастополь и вместе с его героическим гарнизоном громили врага. На “Беспощадный” приходили вести о славных делах его питомцев. Мы радовались этим весточкам и вместе с тем горевали: кому не жаль расставаться с такими людьми!
Моряки, оставшиеся на корабле, трудились не покладая рук. Они вкладывали в ремонтные работы всю свою энергию и изобретательность. В бригады входили вместе с рабочими. Между теми и другими разгоралось соревнование. Душой его выступал Бут. Наш неутомимый комиссар умел разжечь в людях творческий огонек, вдохнуть в каждого энтузиазм, без которого немыслима победа ни в бою, ни в пруде.
Деятельность политработника не втиснешь в рамки устава. Можно написать инструкцию об использовании техники, разложить по параграфам обязанности людей, обслуживающих тот или иной механизм. Но написать инструкцию, как работать с каждым человеком, невозможно. Трафарет здесь немыслим. Политработник должен уметь подойти к каждому, знать каждого - его потребности и запросы, вкусы и наклонности, хорошие и плохие черты характера, знать, как повлиять на человека, как помочь ему развить в себе самое лучшее и избавиться от всего дурного.
Могут возразить, что это умение требуется не только от политработника, но и от каждого командира, каждого, кто имеет дело с людьми, с их воспитанием. Не спорю. Но от политработника это требуется втройне.
Если экипаж “Беспощадного” хорошо воевал, это во многом объясняется тем, что на корабле был замечательный, талантливый политработник.
И понятна радость моряков, когда они под новый, 1942 год прочли в газете список награжденных, в котором одним из первых значился старший политрук Тимофей Тимофеевич Бут, удостоенный ордена Красного Знамени.
За боевые подвиги двадцать пять человек из нашего экипажа были награждены орденами и медалями. В числе их офицеры Яков Степанович Козинец, Федор Андреевич Алешин, Владимир Васильевич Лушин, Василий Васильевич Ярмак, младший политрук Иван Григорьевич Нос-ков, старшины - Николай Архипович Землянухин, Петр Максимович Вакуленко, Иван Иванович Куксов, Николай Семенович Лаврухин, Михаил Савельевич Рыбаков, краснофлотцы Анатолий Павлович Красавцев, Николай Андреевич Приходько, Павел Григорьевич Худобин, Михаил Николаевич Шарапов.
Родина знает о наших делах, высоко ценит их - вот о чем свидетельствовали эти награды. Величайшее воодушевление охватило моряков. Темпы ремонта стали возрастать изо дня в день. А тут начали прибывать волнующие вести с фронтов. Фашистской армии нанесен сокрушительный удар под Москвой. Наши войска продвинулись на запад местами более чем на 400 километров. Враг отступил под Волховом и Ростовом, под Лозовой, на Керченском полуострове. Более чем когда-либо морякам не терпелось скорее выйти в море, принять участие в боях.
А нас ожидала новая радость. Вечером 3 апреля, когда команда после ужина, как обычно, собралась у репродукторов, чтобы послушать последние известия, раздался звучный голос диктора, зачитывавшего Указ Президиума Верховного Совета СССР.
В Указе говорилось, что за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество эскадренный миноносец “Беспощадный” награждается орденом Красного Знамени.
Давно уже закончилась передача, а мы сидим у репродукторов, молчим, не верим своему счастью. Может, ослышались? Нет. В адрес “Беспощадного” уже начали поступать приветствия командующего флотом, командующего эскадрой, коллектива завода, с других кораблей.
Через несколько дней на кормовом флагштоке “Беспощадного” в торжественной тишине медленно взвился флаг с изображением ордена Красного Знамени. Замер строй моряков. Каждый мысленно давал клятву делами оправдать высокую награду Родины, с честью пронести Краснознаменный флаг “Беспощадного” через все бои и испытания.
Дивизион “буки”
Моряки “Беспощадного” получали повышения по службе. Мы простились с Кабистовым. Осуществилась заветная мечта моего помощника. Однажды он пришел ко мне взволнованный, сияющий от счастья:
Григорий Пудович! Мне дают корабль!
Для меня это не было новостью. В разговоре с командующим флотом я сам предложил назначить Кабистова командиром корабля. Жаль, конечно, расставаться с опытным талантливым офицером. Но я видел, что пора ему предоставить самостоятельность.
А не жалко расставаться с “Беспощадным”?
Жалко, - вздохнул Алексей Николаевич. - Сердцем к нему прирос. Век буду вспоминать. И вам буду благодарен, Григорий Пудович. Вы так многому меня научили...
А через минуту Кабистов уже с жаром рассказывал о “своем” корабле. Нет, это не эсминец, а канонерская лодка. Но все равно это грозный боевой корабль. Быть его командиром - большая честь. И Кабистов был по-настоящему счастлив.
Алексей Николаевич оправдал надежды. Он стал хорошим командиром. Через несколько месяцев ему уже поручили командовать дивизионом канонерских лодок. Этот дивизион впоследствии прославился во многих боях. Он участвовал в освобождении Крыма и Одессы, воевал на Днестре и Дунае.
Простились мы и с нашим комиссаром. Это было, пожалуй, самое тяжелое расставание. Матросы ходили потерянные, сами не свои, словно отца провожали. Тимофей Тимофеевич Бут, человек большой и щедрой души, действительно стал родным для каждого из нас. Но ему, с его неукротимой, бьющей через край энергией, уже стала тесной палуба миноносца. Его назначили на крейсер “Красный Крым” заместителем командира по политической части (так теперь стали называться наши комиссары). Мы продолжали служить в одной эскадре. Бут часто приходил на “Беспощадный” и всегда был здесь самым желанным гостем.
Меня назначили командиром дивизиона эскадренных миноносцев. “Беспощадный” входил в этот дивизион, так что, по существу, я не расставался с кораблем, который стал мне так дорог. Командирам не положено иметь любимчиков, но “Беспощадный” всегда был моим любимцем.
Нашу часть в шутку называли дивизионом “буки”, так как названия кораблей начинались с буквы “б”: “Бдительный”, “Безупречный”, “Беспощадный”, “Бодрый”, “Бойкий”. Один лидер миноносцев “Ташкент” нарушал единообразие. Соседний дивизион, состоявший из миноносцев типа “7-У”, величали дивизионом “умных”, там и названия кораблей были соответствующие: “Смышленый”, “Сообразительный”, “Способный” и так далее. Оба дивизиона нередко вместе ходили в операции, моряки их крепко сдружились.
Командиром “Беспощадного” стал капитан 3 ранга Виктор Александрович Пархоменко - образованный, способный офицер, прошедший большую боевую школу. Высокий, широкоплечий богатырь, веселый и добродушный, он быстро завоевал уважение и любовь экипажа. Лучшего командира для “Беспощадного” и желать было нельзя. Пока корабль ремонтировался, я часто приглашал Виктора Александровича на другие миноносцы, в боевых походах нередко поручал ему командовать кораблем, внимательно приглядывался к его действиям, если требовалось, советовал, как лучше сделать тот или иной маневр. Это была не только проверка нового командира. Походы помогали ему закрепить ранее приобретенный опыт да и поучиться у других командиров.
Несколько раз мы с Пархоменко ходили в осажденный Севастополь. Эсминец вез грузы, крайне необходимые защитникам города: боеприпасы, медикаменты, продовольствие. На борту были и сотни бойцов с полным снаряжением - пополнение для сражающегося гарнизона. Переход мы рассчитывали так, чтобы в Севастополь прибывать вечером. Но даже в сумерках нам приходилось отбиваться от самолетов противника. Вход в севастопольские бухты всегда был сложнейшим экзаменом для командиров. Нас вынуждали беспрерывно маневрировать среди разрывов бомб и снарядов. Малейшее замешательство, малейшая ошибка грозили бедой. Пархоменко покорял своим бесстрашием. На мостике корабля он чувствовал себя в своей стихии, распоряжался спокойно и умело. Ночью, разгрузив корабль, мы открывали огонь по вражеским позициям. Выпускали почти весь запас снарядов. Потом брали на борт раненых и до наступления рассвета отправлялись в обратный путь к кавказским берегам. Эти опасные рейсы наши эскадренные миноносцы совершали регулярно. Благодаря мастерству командиров кораблей и экипажей, плавание проходило успешно, корабли возвращались без повреждений.
Миноносцам работы хватало. Они почти не стояли в базе. Участвовали в набеговых операциях, сопровождали транспорты, перевозили войска и особо важные грузы, несли дозор. Отсутствие любого корабля в строю создавало для остальных дополнительные трудности и заботы. Все мы с нетерпением дожидались, когда закончится ремонт “Беспощадного”, а он затягивался. Только в сентябре 1942 года ремонт наконец был завершен и любимец мой снова вышел в море.
Дивизион “буки” пополнился одним из лучших своих кораблей. Это было радостное событие не только для нас, но и для всей эскадры.
Хозяева Черного моря
Обстановка на Черноморском театре осложнялась. До конца выполнив свою задачу, в июле 1942 года, после восьми месяцев боев, героический гарнизон Севастополя по приказу Ставки оставил город. Еще до этого наши войска ушли с Керченского полуострова. В руках противника оказалась большая часть Черноморского побережья. Фашистские войска захватили Новороссийск, бои шли в районе Туапсе, где немцы пытались прорваться на побережье. В распоряжении Черноморского флота теперь было, по существу, всего две оборудованные базы - Поти и Батуми - да и те находились под постоянной угрозой вражеского удара с воздуха.
И все же советские моряки оставались хозяевами Черного моря. Ни в одной точке побережья гитлеровцы не были гарантированы от неожиданных, сокрушающих огневых налетов наших кораблей. Фашистское командование так и не осмелилось ввести в Черное море свои крупные военно-морские силы, не смогло наладить нормальных морских путей сообщения, а немецкие гарнизоны на берегу жили в постоянном страхе.
Корабли Черноморского флота совершали рейды подчас в самые отдаленные районы моря. Ходили в такие рейды и эсминцы нашего дивизиона.
Упомяну только о некоторых операциях, в которых участвовал “Беспощадный”.
21 октября 1942 года крейсер “Красный Крым” и эскадренные миноносцы “Сообразительный” и “Беспощадный”, отбивая атаки вражеской авиации, доставили в Туапсе 3350 бойцов, 11 орудий и 37 минометов.
На другой день “Красный Кавказ”, “Харьков” и “Беспощадный” перевезли в Туапсе почти четыре тысячи бойцов. Во время швартовки на корабли напали четыре вражеских торпедных катера. Они выпустили восемь торпед, но меткий огонь с наших кораблей сбил катера с боевого курса. Торпеды не попали в цель и взорвались у берега, не причинив нам никакого вреда.
1 декабря “Бойкий” и “Беспощадный” направились в рейд в район Калычи - Киап, к румынскому берегу. Им предстояло пройти в общей сложности 1200 миль. Чтобы на такое расстояние хватило мазута, им заполнялись не только все топливные цистерны, но и некоторые погреба боезапаса, кормовые дифферентные и креновые цистерны. Эсминцы в назначенный срок прибыли в заданную точку и открыли огонь. Удар по вражеским объектам был успешным: на берегу наблюдались взрывы и пожары. Артиллеристы “Беспощадного” вновь отличились своим мастерством.
Вернувшись из дальнего рейда, “Беспощадный” конвоировал транспорты, вновь доставлял пополнение на фронт под Туапсе, а 26 декабря отправился в поход к западным берегам Черного моря. Вместе с “Сообразительным” он совершил налет на вражеские суда в районе острова Фидониои и обстрелял побережье Румынии.
На этот раз довелось поработать и торпедистам старшего лейтенанта Лушина. Наши корабли обнаружили в тумане вражеские транспорты. “Бойкий” выпустил по ним сразу все шесть своих торпед. “Беспощадный” сначала произвел трехторпедный залп, а затем, развернувшись, выпустил остальные три торпеды. Кроме того, артиллерийским огнем наши корабли тяжело повредили неприятельскую канонерскую лодку, которая пыталась прийти на помощь транспортам.
31 января 1943 года отряд кораблей в составе крейсера “Ворошилов” и эскадренных миноносцев “Бойкий”, “Беспощадный” и “Сообразительный” получил приказ нанести артиллерийский удар по войскам противника в районе Новороссийска. Артиллеристы “Беспощадного” выпустили по врагу двести снарядов. Мощный огонь наших кораблей так ошеломил гитлеровцев, что они не смогли произвести ни одного ответного выстрела. Командование Закавказского фронта высоко оценило действия моряков.
Но больше всего нам запомнилась ночь на 5 февраля, когда началась знаменитая Новороссийская десантная операция. Черноморский флот высаживал два крупных десанта в пригородах Новороссийска - Южной Озерейке и Станичке. Ночью отряд огневого содействия десанту подошел к району высадки. Корабли следовали в строю кильватерной колонны: в голове - эсминцы “Беспощадный” и “Сообразительный”, за ними - крейсеры “Красный Кавказ” (под флагом командующего эскадрой вице-адмирала Н. Е. Басистого) и “Красный Крым”, концевым шел лидер “Харьков”. В 2 часа 31 минуту “Беспощадный” открыл огонь по берегу осветительными снарядами. За полчаса он произвел полтораста выстрелов. Ослепительные шары чертили небо, озаряя местность, по которой обрушили удар своих тяжелых орудий крейсеры и лидер. Выпустив почти полторы тысячи снарядов, крейсеры и лидер ушли, а “Беспощадный” и “Сообразительный” продолжали вести огонь по вражеским объектам. В 3 часа 45 минут к берегу подошли сторожевые катера с штурмовым отрядом. Разгорелся бой. Десантники сражались самоотверженно. Но силы были неравными, и им так и не удалось продвинуться в этом районе. Однако их усилия не были напрасны. Бойцы отвлекли на себя внимание противника. Тем временем отряд десантников под командованием майора Цезаря Куникова почти без потерь высадился в районе Рыбного завода и, захватив плацдарм, положил начало освобождению города.
В боях росло боевое мастерство моряков, совершенствовались их тактические приемы. Мы все успешнее взаимодействовали с другими родами войск. Помнится, во время набеговых операций на Крымское побережье отлично сработались с летчиками. Раньше при обстреле вражеских объектов корабли были вынуждены обходиться без корректировки, стрелять по площадям. Это давало недостаточный практический эффект. А вот при огневых налетах кораблей на Ялту, Феодосию, Анапу нашу стрельбу стали корректировать ночные бомбардировщики, и результаты оказались куда лучше.
При обстреле Феодосийского порта дело происходило так. Самолеты сбросили над объектами осветительные бомбы. “Беспощадный” и “Бойкий” открыли огонь. Летчики, наблюдая с высоты за разрывами снарядов, передавали поправки на корабли. Это обеспечило большую точность огня. Выигрыш был не только в этом. Видя осветительные бомбы, фашисты и не подозревали, что их обстреливают корабли. Они решили, что подверглись бомбежке с воздуха. В продолжение всего налета немцы не произвели ни одного выстрела по кораблям.
Наши набеги на побережье сеяли панику в стане врага. Дленные немцы на допросах говорили, что гитлеровские офицеры с большой неохотой шли служить в портовые города и засыпали свое командование рапортами с просьбой перевести на службу в гарнизоны, расположенные в глубине Крымского полуострова, подальше от берега.
Советские моряки были хозяевами моря. Наши надводные корабли и подводные лодки проникали в любой его район - грозные, могучие, неуловимые. И в числе этих кораблей почти всегда оказывался Краснознаменный “Беспощадный”. Команда его значительно обновилась, но молодежь быстро перенимала опыт ветеранов, стремилась не отставать от них. Это ей удавалось потому, что у нее были замечательные учителя, такие, как Козинец, Бормотин, Носков, Селецкий, Алешин, Землянухин, Вакуленко, Сихнешвили, Куксов.
Деятельность “Беспощадного” проходила у меня на глазах. В походах чаще всего мой штаб находился на этом корабле. Я знал, что Пархоменко и его подчиненные быстрее и точнее других поймут и осуществят мой замысел, а равняясь по флагманскому кораблю, и другие эсминцы будут действовать четко: в море, в бою сила примера необычайна, об этом знает каждый командир.
“Беспощадный” живет!
Давно кончилась война. Не грохочут больше залпы над морем, а если и послышатся орудийные выстрелы, они теперь никого не тревожат: люди знают, что эти выстрелы - учебные, это тренируются корабельные артиллеристы, чтобы не потерять точности глаза и отшлифованности каждого движения.
Цветет советская земля, которую народ наш отстоял в смертельных боях, выходил, украсил трудом своим. На месте недавних развалин и пепелищ выросли города, еще более прекрасные, чем прежде. Над синими бухтами поднялся из руин новый Севастополь, гордый и счастливый, овеянный бессмертной славой.
Над Родиной нашей царит мир, добытый в битвах, освященный кровью героев. Дорогой ценой завоеван он, и народ бережет его как зеницу ока. Вот почему на земле, в воздухе, на морских просторах продолжают нести неусыпную вахту советские воины, верные сыновья своего великого народа.
Много перемен произошло за эти годы на наших флотах. Новое поколение военных моряков водит в походы боевые корабли. Изменилась техника флота. Теперь в руках моряков такое оружие, о котором мы, участники минувшей войны, не могли и мечтать.
Напрасно мы стали бы искать в гаванях корабли, которые когда-то входили в наш дивизион “буки”. Нет в составе флота и Краснознаменного эсминца “Беспощадный”. Он отслужил свою службу, до конца был воином и героем, ни разу не дрогнувшим перед врагом. Не сможем мы встретиться и со многими моряками этого корабля, которые отдали свои жизни в боях за родную землю.
Значит, нет больше “Беспощадного”?
Неправда! Он живет. Издавна повелось на нашем флоте: традиции прославленного в боях корабля передаются по наследству. Подвиги и слава не умирают. Они, как эстафета, переходят от поколения к поколению, сохраняясь и множась.
Традиции “Беспощадного”, боевой опыт его ветеранов, героизм матросов, старшин и офицеров не забыты. Действия “Беспощадного”, как и других кораблей, внимательно изучают на флоте, они отражены в экспозициях музеев.
Жива не только память о Краснознаменном корабле. Живы и трудятся на благо Родины многие его моряки.
На флоте широко известно имя бывшего командира “Беспощадного” Виктора Александровича Пархоменко, ныне вице-адмирала.
Служит на флоте комиссар “Беспощадного” Тимофей Тимофеевич Бут, ставший ныне контр-адмиралом. Каждый моряк миноносца испытал на себе обаяние этого страстного большевика, и, возможно, поэтому некоторые наши товарищи пошли по его пути, стали политработниками. Именно так поступил матрос-турбинист Марченко. После войны он окончил военно-политическое училище. Сейчас Алексей Алексеевич Марченко - капитан 3 ранга, заместитель командира по политчасти.
От него я узнал о судьбе Петра Вакуленко. Раньше думалось, что бывший старшина машинистов станет инженером, а он тоже избрал трудный и благородный путь воспитателя. Петр Максимович Вакуленко - заместитель командира корабля по политической части.
С Тихоокеанского флота пишет мне капитан 2 ранга Александр Михайлович Тихонов, в прошлом матрос-электрик с “Беспощадного”. Он закончил Военно-политическую академию.
Получил высшее политическое образование и матрос-торпедист Михаил Федорович Ширяев. Из него вышел хороший, инициативный политработник.
Недавно в Москве я встретился с человеком в гражданском пальто и шляпе, лицо которого показалось знакомым.
Григорий Пудович! - воскликнул он.
Соловьев!
Да, это тот самый Леша Соловьев, который во время стрельбы “Беспощадного” по берегу был радистом на корректировочном посту. Сейчас Алексей Степанович Соловьев - видный работник одного из министерств.
Приходят письма и от других моряков эскадренного миноносца. Изредка боевые друзья приезжают ко мне, чтобы вместе вспомнить прошлое, поговорить о жизни, о сегодняшних наших делах.
Выросли люди. Простые матросы стали офицерами, ответственными работниками: Пламенная любовь к Родине вела их на подвиги в годы войны, она и сейчас побуждает отдавать все силы, весь жар души всенародному делу строительства коммунизма.
Можно не сомневаться в энергии и упорстве этих людей: они прошли школу на “Беспощадном”!
Бывая на кораблях, я пытливо вглядываюсь в лица моряков. Это не те, с которыми я служил. Молодежь сменила ветеранов. На каждом боевом посту вижу юношей, которые никогда не были в боях, не слышали свиста осколков над головой, не видели зловещего зарева над пылающими городами и селами. О войне они знают только из книг и из рассказов бывалых людей. Но взгляните, как упорно они учатся, как мастерски управляют оружием и техникой, сколько воли и мужества в их взглядах. Это наша чудесная молодежь - пылкая, жизнерадостная, неутомимая в труде и учебе. Это сыновья и младшие братья тех, кто в жестоких боях отстаивал счастье и будущее своей Родины. Молодые матросы, старшины, офицеры - достойные наследники и продолжатели традиций героев. Подвиги отцов и старших братьев, слава наших Вооруженных Сил, добытая в огне сражений, вдохновляют их на самоотверженное служение Отчизне. Боевые корабли, могучее оружие флота - в надежных руках. Молодое племя советских моряков успешно решит любые задачи, с честью выполнит свой долг перед народом.
Литературно – музыкальная композиция
«ПАвел Беспощадный – поэт и человек»
На сцене портрет П. Беспощадного, надпись «Павел Беспощадный – поэт и человек».
Слева в простенке фотографии, рассказывающие о шахтерском труде, плакат
«Живет Донбасс! Сирена шлет сирене
Горняцкой дружбы благовест стальной.
И никому поставить не дано.
П. Беспощадный»
Справа плакат «О поэт мой и брат мой! С тобой
Из шахтерской мы вышли семьи,
Про людей, что твои и мои,-
Солнцерубов, что к высям крылатым
Поднимают трудящий класс!
В. Сосюра»
На стене фотографии П. Беспощадного, его сборники, книга о нем «Павел Беспощадный – поэт и человек»,
Плакат «Так каждый день. Ни на мгновение
Я не даю себе покоя…
Поэзия – всегда горенье,
И я люблю ее такою.
П. Беспощадный»
На сцене уголь, цветы (розы) и шахтерская лампочка. Участники вечера одеты в наряды рабфаковцев, шахтерскую спецовку и торжественные белые блузы, темные юбки. Сидят и стоят вразброс на сцене, в простенках. Учитель – участник вечера наравне с учениками.
Учитель:
В начале века этого сурового
В твоих конторских записях, Донбасс,
Вписал конторщик Павла Иванова –
Фамилию, нередкую у вас.
Я с точностью документальной знаю –
Не по архивам личного стола, -
Когда к нему фамилия вторая,
Откудова и для чего пришла.
Среди имен обычных, заурядных Фамилия безжалостная эта
Как отзвук нескончаемых атак Уместнее была наверняка
Но выбрал имя – Павел Беспощадный, Не на стихах лирических поэта,
И до сих пор подписывался так. А на стальных бортах броневика.
Уж хорошо ли это или плохо –
Она собой определяла стих.
В твоем распоряжении эпоха,
Когда фамилий не было других.
Выходят участники вечера.
Нет у шахтеров Донбасса поэта более любимого, чем Павел Беспощадный. Нет у поэта, воспевшего Донбасс, земли милей и любимей, чем донецкий кряж и далеко видные терриконы.
Глубокие сокровищницы донецкой земли, орошенные слезами и кровью тысяч безымянных углерубов. Это они подняли его, безграмотного рабочего парня, к звездам поэзии, чтобы он всеми красками своего большого таланта рассказал о шахтерах временным людям.
Нет труда тяжелее шахтерского. Его мог опоэтизировать только человек, знающий настоящую цену черному камню. Только этот человек мог назвать Донбасс с гениальной мудростью и точностью – каменной книгой. Сорок лет перелистовал он страницы этой книги. Разными они были – печальными и радостными, мрачными и светлыми.… Первые свои стихи поэт написал под землей мелом на боку шахтной вагонетки, груженной углем. Не потому ли в его песнях есть крепость и певучесть
Сегодня раздвигаю шторы
В квартирах шахтного окна.
И вторят мне друзья-шахтеры,
И вторит шахты глубина.
Поют и обушки, и санки.
Поют подшипники шкива.
Звенят победой спозаранку
Труда горящие слова.
Что все о подземелье туннели
Зажгут один артельный свет,
Чтобы одним слова звенели,
Твои слова, Донбасс-поэт!
Летите к черту, лиры, арфы
Гуди про новое, канат!
Вон на плитах запела Марфа
(У нас откатчицей она).
О своды, каменные залы,
Я вашей песнею зажжен,
Пою я угольную залежь,
Веселый гул, железный звон.
Ему первому из всех поэтов страны было присвоено высокое почетное звание – почетный шахтер. За выдающиеся заслуги в развитии художественной литературы. Родина наградила его орденом Ленина и орденом Трудового красного знамени. Он первый лауреат премии имени Артема, учрежденной донецким комсомолом. Он автор 32 книг: «Каменная книга»; «Наследство»; «Год в Кочегарке»; «Родное»; «Заметная звезда»; «Шахтерские песни»; «Степь донецкая»; «Горный пламень»; «Над шахтой летят журавли» ; Всегда с Донбассом»; «Избранное»; «Каменная лига» и мн. других.
Его трудовая жизнь началась с 12 лет: работал выборщиком породы, вагонщиком, лампоносом, плитовым, подрывником породы, саночником, коногоном, словом, прошел все профессии «шахтерского университета».
Многие, очень многие звали его просто и ласково – Паша. Ив этом ничего не было от панибратства и фамильярности. Это было выражением любви и нежности к застенчивому и необыкновенно чуткому человеку – Павлу Григорьевичу Беспощадному.
Благодушный или поделом упрекающий, он для всех оставался одинаково близким, отзывчивым товарищем, одним словом – Пашей, тем, кто так искренне писал незнакомому земляку-донбассовцу:
А на беса ведь нам знакомство?
Раз ты рубишь пласт обушком?
Мы родные с тобой по рудкому,
Ты со мной по труду Знаком.
Владимир Сосюра, частый гость в доме Беспощадного, писал:
Здесь у Паши, в квартире рабочей
Я пою про сияющий труд.
О поэт мой и брат мой! С тобою
Из шахтерской мы вышли семьи.
Чтобы петь про гудки и забои,
Про людей, что твои и мои, -
Солцерубов, что к высям крылатым
Поднимают трудящийся класс!
Ведь когда бы их не было, брат мой,
То с тобою бы не было нас!
Звучит песня «Спят курганы темные» (Н.Богословский, Б.Ласкин)
Внук крепостного, сын крестьянина бедняка Павел Иванов родился в селе Сеславе на Смоленщине. Разорение и голод заставили отца Пашки искать возможность прокормить семью. Вначале он уехал в Донбасс один, а затем забрал и семью в край «черного золота». Забойщик Григорий Иванович встретил малолетнего сына, жену и своих земляков на угрюмом донецком полустанке, черном от гари и пыли. Обнял своего любимца шахтер, и плечи мальчишки дрогнули. Григорий сурово сдвинул брови и, глядя на расстреляно сбившихся в кучу односельчан, сказал: «Пошли, что ли…»
Торопливо крестясь и поправляя котомки, смоляне несмело двинулись за своим провожатым. Григорий, давно пришедший в Донбасс за лучшей жизнью, в своем селе почитался за добытчика, старого шахтерского волка. Но, увидев его босые ноги, седину, изорванную в клочья рубаху, земляки все поняли…
Горняцкие поселки, часто состоящие из землянок и полуподвалов, носившие выразительные названия
Жизнь была только в корке хлеба,
Грыз я черствую, трудно рос
Батька клял и пласты, и небо,
И с тоски меня бил до слез
Вечно бедность и недостатки,
Бесконечный, тяжелый вздох,
И ругала с тоскою матка:
«Лучше б ты, не родившись, издох».
Ну, а если увидят книжку –
Пропадай и скрывайся из глаз.
Даже грамоте, видно, мальчишку,
Научил ты, старик-Донбасс!
Об учении тогда не могло быть и речи…
Дымные, приплюснутые стекла
(Горняков звериное жилье!)…
Здесь отволновалось и поблекло
Детство непутевое мое…
Сколько их ровесников, ютилось.
По землянкам – логовам медвежьим.
Здесь ковали яркие надежды:
У отца в получку… уворуем
Гривенник на любимую книжку –
И в землянку грязную, сырую
Зарывались с головой мальчишки.
Вскоре отца завалило в шахте обрушившейся породой. Не дождался Григорий Иванов лучшей жизни. А Паше в 12 лет пришлось идти работать. С большим трудом устроился мальчишка заливщиком кокса на Алчевский железоделательный завод. А потом в ржавой бадье паренька опустили в шахту. Впрягается Паша в санки и с утра до вечера выволакивает из шахты породу на-гора, чтобы хоть чем-то помочь убогой семье. Было это на селезневском руднике.
Есть такой городок шахтерский,
Мне вовек его не забыть –
Там и слезы я прятал в горстку,
Там учился работать и жить.
По 12 часов в сутки гнул шахтарчук спину на хозяина.
Там впервые «скачали» в клети,
В преисподнюю пасть ствола.
(Там в буржуйском «Донбассе», дети,
Нас нужда в кабалу вела).
Лампы, словно немые гири,
Гнули долу твою судьбу,
Открывая в подземном мире
Трудный путь малышу-рабу.
Нам бы только учиться в школе
Под крылом матерей, отцов,
А судьбами по шахтерскому полю
Разбросала горняцких птенцов.
На двенадцать часов претяжких
Разносить по забоям свет
И делить свои горе-упряжки;
На двенадцать ребячьих лет…
Сколько лет я дружил с нищетою,
Словно каторжник в шахтерском бреду,
Отгорела, как лампа в забое,
Моя молодость, точно в чаду.
Отработал. Не выпрямишь спину…
Но в землянку пора, на гора,
Там жена проклинает судьбину,
Там без хлеба сидит детвора.
И огрызок проугленный хлеба
Из забоя несешь малышам…
Глянешь в небо: хорошее небо,
А от жизни бушует душа.
Видно, горе в вине не утопишь,
Сердцу жарко – что уголь горит.
В сердце ярость и слышен ропот:
С богачами пора говорить:
Мы свели с вами счеты-расчеты,
За лишения, матку-нужду
Их крошили ружьем, пулеметом
В восемнадцатом славном году…
Ветер октября долетел и до Селезневского рудника. И власть, и судьбу шахтеры взяли в свои руки. В 1918 г. Павлуша Иванов ушел добровольцем в красную Армию и на фронтах гражданской войны сражался за власть Советов. А когда возвратился домой, Селезневка уже называлась шахтой имени Парижской коммуны.
В том краю я летал коногоном,
Там мои побратимы-друзья,
И на ржавом железном вагоне
Напечатана песня моя…
Там я пробовал робкие струны.
Подпевали погодки-друзья…
Парткоммуна моя, Парткоммуна –
Недопетая песня моя…
Павел жадно тянется к знаниям, много читает, выступает в стенных газетах с заметками и сатирическими стихами. Был он парнем острым на слово, его любили горняки. Он так и сыпал солеными шутками, пел под гармошку частушки, которые сочинял прямо на ходу.
Звучат частушки .
Эх, разойдись народ,
Разойдись душа,
До чего же ты, жизнь
Стала хороша!
Мимо сада, мимо поля
В беспредельной синеве
Гордым соколом на воле
Пролетает человек…
Шла шахтерка на работу,
В небесах веселый гром…
Это милый в самолете
Смело кружит над копром.
Значит, глянет на подружку,
Значит, ручкою махнет…
Милка звонкую частушку
Прямо шлет на самолет:
Ты лети, крылатый сокол,
Береги родимый край,
О подруге черноокой,
Никогда не забывай.
Небо чисто и лучисто,
Хорошо в Донбассе жить:
И работать, и учиться,
И смеяться, и любить.
Запевала девушка
Песню у копра:
Ох, ты жизнь шахтерская,
Ясная пора:
Эстакады звонкие
В синеве плывут…
Трудятся друзья мои,
Весело живут.
Ты лети, мечта моя,
Ласточкой лети!
Ты цвети, страна моя,
Ой, ты степь донбасская –
Россыпи огней…
Хорошо ходить по ней
И летать над ней.
Талант горняка заметили. Первое стихотворение «Русским шахтерам» было опубликовано в мае 1924 г. в газете «Всероссийская кочегарка» за подписью Павел Беспощадный. О своем псевдониме он скажет позже:
Был я в шахте гадкой
Гибель на краю!..
Буду ж беспощадным
В жизненном бою.
Звучит песня «Гимн шахтеров» В. Высоцкого
Бывший тормозной горловской шахты «Кочегарка», известный советский писатель Юрий Черный-Диденко рассказывал: «Мне вспоминаются те годы, Артемовск, первые слеты молодых писателей – посланцев шахт и заводов. Уже тогда Боря Горбатов, один из неутомимых организаторов «Забоя» - так назывался Союз пролетарских писателей Донбасса,- поэзии. Сказано это было точно. Одно за другим появлялись в печати стихотворения Павла Беспощадного, и почти все они по значительности и весомости своей мысли были как бы программными, становились свого рода творческим манифестом поэта, когда стремился говорить о самом сокровенном и насущном в жизни народа – строителя.
В начале 1930 года в книжных магазинах г. Артемовска появлялся маленький, всего 62 странички – сборник стихов Беспощадного «Каменная книга». Тираж 4 тысячи, но книга расходиться в течение одного месяца – это ли не самая высокая награда для начинающего автора!
Родной Донбасс представляется поэту многотонной каменной книгой, в которой нашла свое художественное отражение жизнь шахтеров – «солцерубов», «светоносов», их боли и радости, мечты и тревоги, надежды и любовь.
Звучит песня «Мы – шахтеры» (П. Аедоницкий – И. Шаферан).
Поэт рисует шахтеров гордыми, мужественными и красивыми, такими, какими, какими их еще не изображали в литературе. До начала войны появлялись и другие его книжки: «Год в кочегарке», «Наследство», «Стихи», «Родина», но именно «Каменной книгой» Павел Беспощадный вошел в советскую поэзию как первооткрыватель Донбасса.
И недаром, когда речь заходила о донецкой шахтерской стороне, сейчас же вспоминают о Беспощадном подобно тому, как, называя розу, тотчас же называют ее соловья. «Беспощадный открыл Донетчину», - так говорил Николай Ушаков.
В 1934 году большим событием в жизни поэта было вручение ему билета члена Союза писателей, подписанного Максимом Горьким. Кроме того, литературный Д-с делегировал поэта на Первый съезд Союза писателей СССР.
Снова вспоминают Юрий Черный-Диденко:
«Паша приходил в Колонный зал Дома Союзов чуть ли не за час до заседания. Потом, когда звонок председательствующего позовет делегатов на их места, сядет, занемеет, не пропустит ни одного слова, а пока так дорого, так волнующе его дружеское, живое общение с теми, чья мысль, чьи руки создают советскую литературу».
Звучит песня «Священная война»
Памятное 22 июня, после которого для каждого начался новый отчет времени. И стало донецких приветливых огней. Заметна Горловка. На мостах, у шахтных и заводских ворот выросли фигуры с винтовками в руках.
Эх, и ему бы в строгой. Но у Беспощадного
Истрепаны легких меха!
Обтоптаны ноженьки-шины.
Павел Беспощадный болен. Тяжелая болезнь надолго приковавшая его к постели, началась задолго до войны, а в первые ее дни она отправляет его, уже с инвалидской группой в эвакуацию, в Таджикистан. Он не мог занять место в строю фронтовиков, но с первых же ее часов считал себя солдатом. Его голос звучит со страниц газет вместе с голосами лучших советских писателей. «Святое слово – месть», «Украина», «Черноморцы», «Брату», «Горняку-гвардейцу» и др. стихи военных лет – это искренние послания бойца-ветерана своим сынам на полях
Запомни, грозный террикон,
Лицо врага. На век запомни,
Кто мучит семьи горняков,
Кто истязал родные домны.
Запомни, грозный террикон,
Как враг привел под снежный купол
Казнить столетних стариков,
Пытать железный Мариуполь.
Запомни девять тысяч мук,
Сердец пробитых 9 тысяч
И 18 тысяч рук,
Так сохраним мы на века
Бессмертный памятным героям:
Старик с лопатою в руках
Шагнув в перед, готовый к бою,
И мать с поднятою киркой
(В руке рука малютки сына) –
Готовая на смертный бой
За свой Донбасс, за Украину.
И как лозунг звучат его слова:
Донбасс никто не ставил на колени
И не кому поставить не дано!
Звучит инструментальная музыка, далее на ее фоне
Ах, как хочется вернуться домой! Уже в первый день в Таджикистане поэт написал:
Я проснулся на рассвете,
Посмотрел в окно.
Неужели шахту встретить
Мне не суждено?
Домой, к донецким степям и гордым терриконам рвется сердце. И об это Павел пишет в цикле стихотворений под общем названием «Синяя птица»:
Мне Донбасс здесь вечно сниться,
Я в бреду его зову.
Понесись хоть синей птицей
Над кибиткой, где живу.
Что ей стоит, птице синей
Обратиться в синий дым
И пахнуть родной святыней
Над убежищем моим?
Музыка затихает
Освобождение Донбасса от оккупации вносит в творчество поэта новые жизненные струи.
Возвращусь к отцу-террикону,
Поклонюсь земле родной;
Я нарву чабрецу, и доннику,
И зубровки, травы хмельной.
В конце 1943 года Павел возвращается из средней Азии в родные края, в начале поселившись в Краснодоне, затем в Луганске и, наконец, путь в Горловку, где оседает до конца дней своих.
Звучит песня «Давно не бывал я в Донбасс» (Н. Богословский, Н. Доризо)
Я в Горловке. И все мне здесь знакомо…
Иду на зов приятелей друзей:
Где б ни был я, а в Горловке я дома,
И сердце вечно с Горловкой моей.
В послевоенном творчестве Беспощадный говорит о многом. От внимательного взгляда поэта не спрятались ни самые маленькие детали в общей картине восстановления Всесоюзной кочегарки, не образы женщин шахтерских профессий, которые зачастую сами, без мужчин, отстраивали шахты, ни глобальная в то время борьба за мир.
Труд советских шахтеров, говорил поэт, их подписи на документах, направленных против новых войн, необходимы для того,
Чтобы весь Уолл-стрит, обреченный на тление,
Дрожал перед горняцким огнем вдохновения.
И никогда не прерывающаяся связь с коллегами по перу, обращения к ним с уважением и любовью.
Эдуарду Багрицкому
Мы вместе встречали рассвет…
Он трогал мою строку,
Он знал ее запах и вкус,
Шлифуя рисунок и цвет.
Он видел движение слов,
Как будто он жил у копров,
И знает мои рудники.
Газета… И некролог…
И, значит он умер, поэт…
Но снова растет и живет
Дыхание строчек его.
Владимиру Маяковскому
Он пел высотам первые хвалы:
Я с песней к солнцу подойду,
Я солнцу так скажу:
Подай, светило, пыль – руду,
Я домны возвожу!
Стиху такому жить и жить –
Литой, чеканный стих
Возводит зданий этажи,
Добротно строит их!
Он – что уголь,
Хранящий и свет, и огонь,
Он – как друга
Простертая на век ладонь!
Идет землей большой и яснозорый.
Всегда в сегодня и всегда в вчера,
Любимец сталеваров и шахтеров,
Мечта бойца и гордость моряка.
Борису Горбатову
В нем таилось слово звонкое –
Дар донецких горняков…
Он хранил натурой тонкою
Драгоценность земляков.
Как приветно почки клейкие
К, солнцу тянутся весной, -
Так он жил родной ячейкою,
Жил отчизною родной!
В сапогах и куртке кожаной,
Из-под кепки вьется чуб…
Быстроглазый и восторженный –
Жив шахтерский трудолюб!
Звучит песня «Донбасский вальс» (А. Холминов, Н. Кобзев)
Перелистывая страницы книги Павла Беспощадного, современный читатель видит перед собой живую историю Донбасса: изнурительную работу в старых забоях; легендарные походы донецких красногвардейцев в гражданскую, трудовой подвиг первых пятилеток, овеянные славой, грозные годы Великой Отечественной, восстановлением разрушенного, стремления в новую жизнь…
Имена Макара Мазая, Паши Ангелиной, Никиты Зотова и других земляков, которые составили Гордость Донбасса, часто встречаются в его стихах и поэмах.
Кажется, нет такого события, о котором не говорил шахтерский поэт, вот почему проходчик шахты № 19-20, депутат Верховного Совета УССР Александр Кобыльников в статье «В одном забое», опубликованной в газете «Правда» 2 июня 1963 года писал: «Есть у нас писатель, все творчество которого неразрывно связано с Донбассом, с жизнью и трудом горняков. Это шахтер, старейший донецкий поэт Павел Григорьевич Беспощадный. Его неспроста называют Отцом шахтерской поэзии».
Поэт сумел найти самые высокие и в то же время за душевные слова, чтобы отдать должное человеку, освещающему и согревающему всю землю. Когда он пишет о шахтерах, в его стихотворениях появляются особые величавость и приподнятость:
И творит горняк иные сказы
Под землей и у подножий гор
Человек, рубающий алмазы,
Просто называется – шахтер
Шахтеры в его произведениях не просто труженики, а «солнцерубы» и «светоносы»:
Когда идет шахтер навстречу –
Благоговей!
Он света нового предтеча,
Он – Прометей!
Звучит песня «Шахтерский характер» (Я.Френкель – М.Матусовский)
Критики справедливо отмечают, что именно с Павла Беспощадного началась песня восславления гордого племени: до него в литературе труд шахтеров изображался преимущественно каторжным, а углекопы – забитыми, невежественными и обреченными. В послевоенные годы выходят многие сборники произведений поэта: «Шахтерские песни», «Гордый пламень», «Донецкие просторы», «Избранное».
Звени, сердечная строка, Земли донецкой славный сын.
О знатной жизни горняка! Каскетка с лампочкой на нем,
Заря дневная в штрек вошла Открытый взор, глядит орлом,
Творит советский исполин, Идет создатель новых шахт!
Звучит песня «Шахтерская столица» (С.Мамонов – В.Шутов)
Огромная популярность у земляков. Не раз – депутат Ворошиловского городского, Донецкого областного и Горловского городского советов народных депутатов. Выборщик породы, ставший видным советским поэтом, произведения которого переведены на французский, немецкий, греческий, чешский, польский, азербайджанский, таджикский и другие языки, жил одной жизнью со своими героями, едиными думами и чувствами. В то время его часто можно встретить в общежитиях, на стройках. Он выходит с горловчанами на воскресники: прокладывает трамвайную линию на отдаленные рудники, строит стадион, садит серебристые тополя вдоль улиц – они и сейчас украшают Горловку.
Его жизнь – это судьба всего Донбасса, всей шахтерской братии. Он ведь тоже стал литературным героем: мало кто знает, что в «Повести о суровом друге» Леонида Жарикова и романе Бориса Горбатова «Донбасс» есть эпизоды из жизни Павла Григорьевича.
Донбассовцы. Я не из сказки вышел,
Не из поверий древних и легенд.
Работал я в хозяйской шахте-нише,
Сегодняшний поэт-интеллигент.
Страна меня растила, поднимала,
Учила петь и двигала вперед.
Страна меня, как сына, окрыляла,
Как сокола, готовила в полет.
Тяжелая неизлечимая болезнь лимфолейкоз, 7 операций подрезали крылья соколу. Молодость, проведенная под землей. Дает о себе знать.
Мыкола Успеник вспоминает: «Пораженный необоримым недугом, наш друг находился на лечении в киевском институте имени Страженко. Мы часто навещали его, часами просиживали с ним в тенистом скверике. А когда врачи запретили ему выходить из здания, направлялись прямо к нему в палату, чтобы подбодрить его и вселить веру в скорое выздоровление».
Виктор Шутов с горечью говорил: «За год до кончины Павел Григорьевич находился на лечении в одной из клиник Киева. Май вовсю бушевал на столичных улицах. Над городом стоял аромат цветущих каштанов и сирени. А поэт в это время был прикован тяжким недугом».
Звучит инструментальная музыка далее на ее фоне
Его провожала вся Горловка, не раз воспетая им. Тысячи сограждан поэта прощались с ним во Дворце Культуры шахты «Кочегарка», на утопающих в майской зелени улицах и на его вечном пристанище.
А через некоторое время в Москве под пером Леонида Жарикова возникнут незабываемые щемящие строки. «Здравствуйте, друг мой верный. Нет сил верить, что тебя уже нет. Не могу в это поверить и не хочу, поэтому - здравствуй.
Вот и опять на дворе осень. Уже клены и липы пожелтели, и лишь стоят среди них зеленые тополя – осень только началась. Скоро и у тебя в садике запылают красными кострами деревья. И наш круглый столик дружбы во дворе под раскидистой яблоней сплошь покроют осенние листья.
А в Донецке писателю вторит Анатолий Кравченко:
Белым цветом в ночи закипая,
Чуть касаясь листвою земли,
Нежно в окна поэта роняет
Она белые строки свои.
Он опять их найдет на рассвете –
Он певучими сделает их.
Чтобы щедрым обещанным летом,
Точно плод зазвенел его стих…
… Пусто и сиротливо сейчас в твоем садике. И в доме пусто. Почему так тихо вокруг? Почему гудок с шахты доносится так отдаленно и грустно, будто зовет кого-то, не дозовется.
Как быстро бежит время. Не успеешь оглянуться – и осень пройдет, зима отбушует вьюгами, и нова настанет теплый апрель. В парке зацветут подснежники, медуница, а потом и нежная царица юга – белая акция. Я приеду в родную Горловку на знакомую тихую улицу в одноэтажный каменный дом за невысоким забором. Но уже не выйдет мне на встречу усатый хозяин в стоптанных шлепанцах и полосатой пижаме. Не выйдет и не скажет, как бывало: «Ну, что ты так долго не ехал? Ну тебя к грекам». И мы начинаем играть в подкидного. Мне понятно, что затеял ты игру, чтоб срыть радость встречи. Скоро мы уже не следим за картами: идет оживленный разговор о новостях...
Время все уносит, и остаются одни воспоминания, точно минувшая жизнь была сказкой. И только думы о тебе и песни – теплые, как ладони друга…
Из Киева долетают строчки Сергея Воскрекасенко:
Как друга – побратима своего
Любил я и люблю его
За нелукавую, большую доброту,
За поэтическую душу,
Святую совесть
И чарующую скромность,
Людскую простату,
За справедливость,
Нежность,
Незлобивость…
Что и говорить завидной была твоя судьба. Сначала добывать уголь и согревать и людей. Потом дарить песни, и они тоже согревали душу людскую.
Здравствуй, Павел!
Месяц канул,
Как я был у вас,
Пробуждения каштанов
Наступает час.
Реки вскрылись и с чужбины
По ночам опять
На озера Украины
Гуси полетят
И в такую пору, знаешь,
Сколько свежих сил!
Писал в 1940 году Семен Гордеев в редакции газеты «Кочегарка»:
Как же дорого, мой старый друг, стоило тебе каждое слово, как долго ты искал эти слова. Зато как награда тебе твоя книга – настольная книга каждого шахтера. Уголь, когда-то добытый тобой давно сгорел, а «Каменная книга» осталась. Только чем же она каменная, если каждая строка звенит и поет, как струна, если каждое слово мерцает, точно живой огонь.
Ничего себе – все людям! Вот что было твоим счастьем
Пусть поэта не годы меняют –
Миллионов сердец любовь:
От отцов переходит к детям
Жар и правда поэтовых слов…
Писал о мастере его ученик Виктор Шутов; «Где бы ты ни был, с кем бы о чем не говорил, одно тревожило и наполняло тебя – думы о шахтерах, удивление перед их ежедневным подвигом, гордость за свое братство с ними. Для меня Донбасс и друг Павел Беспощадный две радости, два сердца. Только одно из них уже перестало биться…»
Музыка затихает…
Когда покоя сердце просит,
Все мелкое уходит прочь…
Хотелось мне в суровой прозе
Его биографам помочь.
Какой-то жизненной деталью,
Каким-то памятным числом,
Но вдруг слова затрепетали,
И стих невольно бьет крылом.
Цветенье вновь на всей планете
Дождей весенних благодать,
И только нет его на свете,
Знакомой речи не слыхать.
Печаль, души не затуманишь!
Я вспоминать о друге рад.
Вперед как следует, не глянешь,
Пред тем, не посмотрев назад.
Эх, Паша, Паша, песня рвется.
Из сердца, что для дружбы бьется
Для прозы листа не найти,
Ты за стихи меня прости.
Я не сторонник мемуаров –
Где слово тайны будуаров,
Листаешь чьи-нибудь стихи.
Я правды жизни не нарушу,
Когда о друге речь веду,
Хочу я рассказать про душу,
Что мне напомнила звезду.
Не каждый может быть Икаром,
Кому-то лишь бы громкий чин.
Он слово «друг» любил недаром
И друга каждого учил
Готовым быть к любому бою
Во имя Правды и Добра
И, как забойщик, из забоя
Слал солнцу сердце на года
С таким,- мы знали, - сваришь кашу
И знойный полдень, ив мороз.
За это и любили Пашу,
Родного, щедрого до слез.
Павел Беспощадный выбрал себе в молодости жестокий непримиримый псевдоним, не очень соответствующий его застенчивому и даже нежному характеру. Он мог заплакать, встретившись с другом после долгой разлуки, и никогда не стыдился этих слез. Он мог говорить по душам допоздна, а то и ночи напролет.
И еще одно – острое, как сердечная боль, - воспоминания Виктора Литвинова. «Это было за час до его кончины. Стопка подушек, прислоненных к спинке больничной койки, служила ему последней опорой. И, что особенно врезалось в память, - большие рабочие руки, неподвижно лежащие вдоль тела.
Я не удержался, чтобы не сказать, мол, еще все обойдется, еще поработаем.
Не надо, - с трудом переводя дыхание, пророкотал он. – Видно отработали… В конце пути человек должен иметь право сказать… что ему не стыдно за свои руки…
Ничего себе – все людям! Вот что было твоим счастьем.
Звучит песня «Старый шахтер» (В. Гамалия – М. Владимов)
Да, ему не стыдно за свои руки. Он сделал очень много. Остались книги настоящей поэзии, искренней и прекрасной, как песня рабочей души
Остались посаженные им деревья: тополя, клены, яблони. Остались сын Виктор и дочь Вера, которых отсутствие отца до сих пор обжигает стужей:
Закружилась пластинка, и басом,
Будто смерти в помине уж нет,
Вновь общается папа с Донбассом –
Шлет далекому другу привет
Искаженный, а все же родной…
И опять он со мною, как дома,
Слишком строгий, немножко смешной.
Осталась память его друзей, запечатленная в прозе и стихах:
Алексей Сурков. Лирика шахтерского сердца.
Владимир Соссюра «Третья рота»
Николай Ушаков «Первопроходчик»
Иван Ле «Он коногонил песнь шахтерскую»
Юрий Черный – Леденко «Хранимое сердце»
Георгий Марягин «Листья памяти»
Семен Гордеев «Письмо в Горловку»
Игорь Муратов «Слово о Паше, о верной дружбе нашей»
Алексей Ионов «Песнотворец»
Федор Кожухов «Мой сосед»
Микола Аврамчик «Встреча бывалых коногонов»
Александр Степаненко «Любимый поэт»
Василий Карпов «Здравствуй, Паша!»
Звучит песня «Мой город»
Синеют в степной дали величавые терриконы шахт – это памятники твоим песням.
Поют призывные гудки – это приветствует тебя родной Донбасс. Заря закатная занимается над степью, пылает розово-синим огнем – это летит над землей синяя птица твоей мечты. Ты ждал ее, звал и был счастлив – мечта сбывалась.
Звучит песня «Шахтерская земля» (Е.Птичкин – М.Пляцковский)
Две радости, два сердца – Донбасс и Беспощадный. Одно уже не бьется 32 года. А другое еле трепещет в жару экономических кризисов. Тяжела сейчас жизнь шахтеров. Низко оценен их труд, не выплачивают зарплату, шахты закрывают.
Что бы написал ты сегодня, Паша? Что пожелал бы ты своим братьям по горняцкому камню?
Пока в груди шахтерской сердце живо
И в сердце кровь сыновняя тепла,
Хочу, чтоб песня с врубовкой дружила,
Варила стали и стволы вела,
Клепала плети и вздымала зданья,
И на лесах большого созиданья
Примером высшей доблести была.
Живет Донбасс! Сирена шлет Сирена,
Горняцкой дружбы благовест стальной:
Донбасс никто не ставил на колени
И никому поставить не дано!
Учитель Среди копров, родных до боли,
И зычных заводских басов
Он был, как жаворонок в поле,
Но знал, почем и хлеб, и соль
Вот над копрами в поднебесье
Звезда лучится, высока
И люди знают: это – песня
Борца. Поэта. Горняка
Звучит песня «Город песни моей» (С.Мамонов – В.Шутов)
, Смоленская губерния , Российская империя
«Каменная книга» (1930)
Па́вел Григо́рьевич Беспоща́дный от рождения Па́вел Григо́рьевич Иванов (29 июня 1895, Всеславль , Смоленская губерния - 25 мая 1968, Горловка , Донецкая область) - украинский, российский и европейский советский поэт русского происхождения. Автор крылатого выражения: «Донбасс никто не ставил на колени. И никому поставить не дано!» .
Жизнеописание
Сборники стихов
- «Каменная книга» (1930)
- «Год в „Кочегарке“» (1934)
- «Родина» (1938)
- «Шахтёрские песни» (1948)
- «Шахтёрские поэмы» (1959)
- «Сталино» (1959)
- «Донецкие просторы» (1961)
- «Избранное. Стихи, песни, поэмы» (1965)
- «Каменная лира» (1968)
Всего около 30 прижизненных книг. В 2010 году к 115-летию П. Беспощадного горловским отделом культуры выпущен том избранных произведений, который распространён по библиотекам Донбасса.
Награды
- Орден Трудового Красного Знамени (дважды)
- Почётный шахтёр СССР
- Почётный гражданин Горловки
Увековечение памяти
Именем П. Г. Беспощадного была названа улица в Центрально-Городском районе Горловки . Именем поэта названа школа № 73.
С 1990 года в Горловке существует городская литературная премия им. П. Беспощадного, которая раз в два года вручается за опубликованные литературные работы. Лауреату вручается диплом, медаль и денежная премия в размере 5 минимальных зарплат (с 2009 года 3 минимальные зарплаты).
Библиография
- Беспощадний П. Г. Избранное. Стихи. Песни. Поэмы. - К.: Днiпро, 1965.
Напишите отзыв о статье "Беспощадный, Павел Григорьевич"
Примечания
Ссылки
- Беспощадный, Павел Григорьевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров . - 3-е изд. - М . : Советская энциклопедия, 1969-1978.
Отрывок, характеризующий Беспощадный, Павел Григорьевич
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.